Народные гуляния на Троицу и Семик в Тарханах, обычаи и традиции (по воспоминаниям старожилов)

Скоро, скоро Троица, 

Лес травой покроется. 

Скоро миленький приедет, 

Сердце успокоится. 

              Тарханская частушка 

Большие красивые игрища устраивали на Семик и Троицу. Обращаясь к воспоминаниям С.А. Раевского, видим, что эти праздники в детстве Лермонтова были в числе самых ярких. «А летом, - указывал мемуарист, - опять свои удовольствия. На Троицу и Семик ходили в лес со всею дворней, и Михаил Юрьевич впереди всех. Поварам работы было страсть, — на всех закуску готовили, всем угощение было. Бабушка в это время сидела у окна гостиной комнаты и глядела на дорогу в лес и длинную просеку, по которой шел ее баловень, окруженный девушками». 

Усадьба в Тарханах

Троица относится к двенадцати важнейшим после Пасхи христианским праздникам, Семик — древний языческий праздник, который православная церковь не признала, но он сохранялся в народном быту и отдельные элементы его обрядности проникли в Троицу. Оба праздника отмечались как продолжение один другого: Троица приходилась на седьмое воскресение после Пасхи, а Семик — на четверг перед Троицей. 

Троица и Семик в "Тарханах". Праздничные гуляния

Троица и Семик в "Тарханах". Праздничные гуляния

Земледелец, закончив работы, связанные с весенним посевом (т. к. праздник приходился на конец мая — начало июня) ждал плодов своего труда, теперь все зависело от земли-кормилицы. Древние славяне поклонялись духам растительности. По их верованиям, эти духи обитали на деревьях, в траве и цветах. Чтобы духи повлияли на повышение урожая, чтобы молодая трава способствовала росту и плодовитости скота, земледельцы шли в леса и луга и просили духов дать силу земле. Это поклонение природе отразилось в ритуальных действиях при праздновании Семика и Троицы. 

В благоухающее царство цветущих лугов и под тень густолиственной дубовой рощи уходила тарханская молодежь, чтобы насладиться их пышной красотой, погулять, побродить, поиграть и попеть на просторе. Девушки плели венки и, украсив ими свои головы, водили хороводы вокруг семицкого дерева. Таким деревом издавна считалась береза. 

В тарханской роще, как помнят старожилы, березы не росли, но в так называемой «лесниге», то есть в чернолесье, протянувшемся между барской усадьбой и Дубовой рощей и через которую проходила пасека (о ней писал Раевский), березы встречались. Небольшое дерево или ветку «заламывали» и устанавливали на поляне или на опушке рощи, украшали цветной бумагой, лентами, лоскутками материи и цветущей травой. Береза в народном представлении — символ красоты, молодости и плодородия. Видимо, в былые времена к ней на Семик обращались с заклятиями, имевшими магический смысл, но до нашего времени они не дошли. 

Старожилы рассказывали, что возле березы пели особые, семицкие и троицкие, песни. Чтобы иметь некторое представление о чисто семицких песнях с обращением к березе, познакомимся с одной из них, записанной в прошлом веке знатоком русского быта А.В. Терещенко: 

Береза, моя березонька! 

Береза моя белая, 

Береза моя кудрявая! 

Стоишь ты, березонька, 

Осередь долинушки, 

На тебе, березонька, 

Трава шелковая. 

Близ тебя, березонька, 

Красны девушки, 

Красны девушки 

Семик поют. 

Под тобой, березонька, 

Красны девушки, 

Красны девушки 

Венок плетут … 

Особое внимание, которое уделялось березе в крестьянском быту, не прошло бесследно мимо впечатлительного поэта:  

Люблю дымок спаленной жнивы, 

В степи ночующий обоз 

И на холме средь желтой нивы 

Чету белеющих берез.  

Наигравшись и нагулявшись в лесу и на лугах, молодежь с песнями возвращалась в село. У каждой девушки на голове венок, а в руках цветы. Воздавая честь семицкой березе, ее несли впереди праздничной толпы. По пути в село все спускались к берегу пруда, чтобы погадать на венках, т. к. гадание было обязательным и неизменным обрядом молодежных игр на Семик. Подойдя ближе к воде, каждая девушка снимала с головы венок, шептала над ним заветное желание и опускала в пруд. Обыкновенно считалось благоприятным признаком, если венок держался долго на воде и не отбивался далеко от берега. Тогда, по представлением наивных дев, должны были исполниться все желания: отдадут за любимого, в семье мужа у нее все будет ладиться, и проживет она долго и счастливо. Если же ветерком или волной отгонит венок от берега на середину пруда или дальше и он даже исчезнет из глаз, то его хозяйку непременно отдадут за постылого, да еще в чужую сторонушку, и она там пропадет. Свекор со свекровью окажутся злыми, станут ее есть поедом, а со стороны мужа заступа она не дождется. Еще хуже если венок потонет. Страшные несчастья ожидали ту, которой он принадлежал, и прежде всего — это скорая и неминуемая смерть любимого или ее самой. 

Троица и Семик в "Тарханах". Гадания

Отдельные сцены семицкого праздника М.Ю. Лермонтов перенес в поэму «Кавказский пленник»: 

И к волосам своим густым 

Цветы весенние вплетали; 

Гляделися в зерцало вод 

И лица их в нем трепетали. 

Накануне Троицы, в субботу, тарханские луга и роща вновь оглашались молодыми голосами. Девушки, парни, ребятишки и даже кое-кто из взрослых приходили сюда наломать или нарезать зеленых веток, нарвать цветущей травы. Все это тащили в село охапками, чтобы «урядить» свои избы. На отскобленные полы разбрасывали траву, раскладывали ее на подоконники, и густой аромат диких полевых цветов заполнял убогие жилища. Ветками украшали избу снаружи (втыкали в завалинку, между окон), и вся она приобретала новый, необычный и праздничный вид, а улица вместе с изумрудными луговинами становилась еще зеленее. Этот древний обычай продержался в Тарханах до конца 1930-х годов. В воскресение, на Троицу, луга и роща манили к себе тарханскую молодежь. 

Троица и Семик в "Тарханах". Подготовка к празднику

Здесь так же, как и в Семик, пели и играли, плели венки и водили хоровод, но березу уже не «заламывали» и на венках не гадали. Зато в этот день было гораздо веселее, оживленнее и многолюднее, все молодое общество было в полном сборе. Ведь в четверг многие из парней занимались хозяйственными делами. Семик — праздник, по преимуществу девичий, и родители обязательно отпускали на него дочь, но парня попридерживали, если в том возникала необходимость. 

Когда молодежь возвращалась с игрищ в село, то не спешила расходиться по домам, а проходила с песнями улицу за улицей. На большой луговине девушки и парни, по словам Лермонтова, «сплетали тихий хоровод», к ним присоединялись молодые женщины, и снова лились семицкие и троицкие песни. 

Троица и Семик в "Тарханах". Праздничные гуляния

Образ девушки в венке из полевых цветов остался для поэта как символ прекрасной юности и праздничного безоблачного счастья: 

И снился мне сияющий огнями 

Вечерний пир в родимой стороне. 

Меж юных жен, увенчанных цветами, 

Шел разговор веселый обо мне.

Тарханская красавица

В следующее за Троицей воскресение провожали русалку. Этот обряд когда-то в эпоху язычества, составлял, видимо, часть семицкого праздника и в основе своей тоже заключал стремление земледельца заполучить хороший урожай. Русалка как существо водной стихии по представлению древних, должна была содествовать увлажнению хлебного поля, и, чтобы ее заманить туда, устраивали многолюдное шумное шествие с плясками и прибаутками шуточного содержания. Во времена Лермонтова магический смысл всех ритуальных действий, наверное, тоже был утрачен, и весь обряд представлял из себя жизнерадостное театрализованное представление.

Игрищем управляли женщины, мужчинам отводилась роль зрителей. Заранее из соломенного снопа мастерили куклу, которая символизировала русалку. Куклу облачали в кофту и сарафан, голову обвязывали платком. А.А. Земскова рассказывала, что провожали русалку через все село. После обеда огромная толпа женщин и десушек в праздничных одеждах, с веселыми лицами двигалась вслед за русалкой, которую везли на донце несколько человек. На донце же, придерживая куклу, сидела обычно какая-нибудь озорная женщина. За ними шла, приплясывая, группа ряженых. Под звон двух-трех заслонок, по которым постукивали ножами, ряженые, кривляясь, пели, обращаясь к русалке:

Акуля принаряженная,

Ты зачем меня за дворик завела,

Безрукавную шубеночку дала?

Не одеться мне, не окутаться,

И все люди-то дивуются,

Пойду в лес, в лесу лес трещит,

Не мою ль жену шут тащит?..

Миновав село, шумное шествие, не останавливаясь, направлялось в поле. Здесь под общие возгласы русалку бросали в рожь, и под перезвон тех же заслонок, распевая шуточные песни, женщины возвращались домой.

С наступлением сенокосной поры молодежь меньше выходила на игрища, а в жнитво собиралась лишь поздним вечером на бревнах. Так в Тарханах называли место, где парни и девушки проводили свой досуг в праздничные и будничные дни. У какой-нибудь мазанки находили толстое бревно, на котором сидели, вели разговоры. Сюда по воскресениям приходил балалечник. Лермонтову запомнилась такая картина, в стихотворении «Русская мелодия» четырнадцатилетний поэт писал:

Так перед праздною толпой

И с балалайкою народной

Сидит в тени певец простой,

И бескорыстный и свободный!..

В блоге ранее публиковались статьи «Зимние посиделки и игрища молодежи в Тарханах», «Масленичные обряды. Игры на масленицу» и «Игрища в Тарханах на Пасху. «Катание яиц»

По материалам книги П.А. Фролова "Лермонтовские Тарханы". Глава "Игры и игрища", л. 146-153