Геннадий Сальков о Тарханах: «Мы ходим тут по горизонту»

Найти свое место на земле так же сложно, как встретить любовь на всю жизнь. Геннадию Салькову удалось и то, и другое.

Источник новости
Автор: Светлана Февралева
Фото: Вячеслав Курносов

Случайности
   Геннадий Валентинович любит слово «случайно». Случайно встретились с Тамарой, случайно попали в усадьбу Тарханы и много чего еще.
   Но если сложить все по порядку, то выходит, что под случайностями подразумевается воля судьбы. Геннадий Валентинович, немного подумав, соглашается:
— Наверное, так. Я несколько раз уезжал из Тархан. То мне хотелось писать современные картины на строительстве КамАЗа, то я искал море на Дальнем Востоке, пробовал работать в музее Островского… Но все было не то, и я возвращался в Тарханы.
— Случайно уезжал и неслучайно возвращался, — шучу я.
— А знаете, какая здесь особая энергетика! Над территорией усадьбы и селом как будто столб стоит. Сколько раз я наблюдал: идут грозовые тучи и, достигнув невидимой черты, растворяются.
   «Художники чувствуют невидимый мир», — думаю я.



Особый прием
   Когда я ехала в Тарханы, то мысленно вспоминала картины Геннадия Салькова — настраивалась. И всплывало слово «нежность». И думалось, что это только я так увидела, почувствовала. Но когда мы разговорились о технике его пейзажей, вот что произошло.

   Ну, во-первых, опять случайность. Художник рассказал, что пробовал писать маслом — получались красивые пейзажи, но… не тарханские. Брался за гуашь, темперу — нет. И вот кто-то случайно подарил ему пастель. Он взял шероховатую бумагу и стал наносить на нее стразу несколько цветов, а потом пальцами как бы вгонять одну краску в другую. При таком приеме не знаешь, что получится, и действуешь интуитивно. Но когда работа была готова, Геннадий посмотрел и подумал: это тарханский пейзаж.
— Получилось нежно, — объясняет он мне.
   Вот оно, это слово!
   А Геннадий еще добавил:
— Масло — это грубо. Даже если бы Левитан написал, был бы шедевр, но не тарханский пейзаж.

Храм-цветок
— А какой тут ландшафт! Какой ландшафт! — восхищается Геннадий. — Вон на той самой высокой в округе точке хорошо бы поставить храм.
   Он карандашом набрасывает высокую узкую пирамиду. Ее стеклянные стены должны раскрываться, как лепестки цветка, чтобы люди молились прямо под небом. «Неба в Тарханах много» — выражение Геннадия Валентиновича.
Он еще сказал как-то:
— Мы ходим тут по горизонту.
   И эту фразу люди помнят. Я прочла ее в предисловии к альбому репродукций работ Салькова, изданному в 2002 году.
   Но мне он тоже рассказывал про небо:
— Когда мы с Тамарой приехали работать в Тарханы, нас поселили прямо на территории усадьбы. Я выходил вечером из дома и смотрел в небо — огромное, звездное или темное, бархатное. Мысленно убирал деревья (в прошлом их в усадьбе не было) и представлял: стоит мальчик Лермонтов и видит Вселенную. Прекрасную. Может быть, воображает, как выглядит Земля оттуда. Как она спит в голубом сиянии. Наверное, иногда ему было страшно от этой огромности — и тогда вылезал Демон...

В мастерской
— А в Бога вы верите?
— Вот так чтобы верить-верить… Не знаю, — отвечает он.
   Но, говорит, в церкви бывать любит. И уверен, что все в природе кем-то создано. Уж очень все подобрано, гармонично. А щедрость какая! Каждая букашечка, каждый малюсенький цветочек украшены и сформированы так, что дух захватывает. Библию считает великой книгой и правдой, потому что так не придумает никто, даже миллион гениев.
— Я видела вашу «Божью Матерь». Она кудрявая, такая живая...
— Но она же и была живая…
   Мне захотелось посмотреть другие работы на библейские темы, и мы пошли в его мастерскую. Отворилась дверь — и я увидела огромную картину во всю стену. Христос и двенадцать апостолов. За их спинами — иерусалимские кипарисы, напоминающие эскиз его стеклянного храма, а небо над ними — тарханское...

Вместо поздравления с юбилеем
— Геннадий Валентинович, а сейчас что у вас на душе, на мольберте?
— «Божественная комедия» Данте. Хочется написать все в одной картине.
— О… На это вам понадобится лет сто.
— Значит, буду столько жить.

Наподобие биографии
   Геннадий Сальков родился 1 июля 1942 года в Сталинграде. Рос и учился в Орле. Там начал рисовать и понял, что это его призвание. В 1958 году поступил в Пензенское художественное училище. После окончания работал учителем в школе, художником-оформителем на заводе. Пенза подарила ему большую любовь на всю жизнь. Он встретил прекрасную женщину — Тамару Мельникову. У них родились дети — дочь и сын.
В поисках жилья они попали в Лермонтовский музей «Тарханы». Это было в 1968 году. Тамара работала научным сотрудником, Геннадий — художником. Со временем Тамара стала директором Государственного музея-заповедника «Тарханы», а Геннадий — почетным академиком Российской академии художеств.
   Нынешние «Тарханы» многим обязаны трудам этих людей. А Тамара и Геннадий обязаны «Тарханам» своей судьбой, которую и он, и она не считают легкой, но считают счастливой.
   Геннадий Валентинович любит слово «случайно». Случайно встретились с Тамарой, случайно попали в усадьбу Тарханы и много чего еще.
   Но если сложить все по порядку, то выходит, что под случайностями подразумевается воля судьбы. Геннадий Валентинович, немного подумав, соглашается:
— Наверное, так. Я несколько раз уезжал из Тархан. То мне хотелось писать современные картины на строительстве КамАЗа, то я искал море на Дальнем Востоке, пробовал работать в музее Островского… Но все было не то, и я возвращался в Тарханы. — Случайно уезжал и неслучайно возвращался, — шучу я.
— А знаете, какая здесь особая энергетика! Над территорией усадьбы и селом как будто столб стоит. Сколько раз я наблюдал: идут грозовые тучи и, достигнув невидимой черты, растворяются.    «Художники чувствуют невидимый мир», — думаю я.

Особый прием
   Когда я ехала в Тарханы, то мысленно вспоминала картины Геннадия Салькова — настраивалась. И всплывало слово «нежность». И думалось, что это только я так увидела, почувствовала. Но когда мы разговорились о технике его пейзажей, вот что произошло.
   Ну, во-первых, опять случайность. Художник рассказал, что пробовал писать маслом — получались красивые пейзажи, но… не тарханские. Брался за гуашь, темперу — нет. И вот кто-то случайно подарил ему пастель. Он взял шероховатую бумагу и стал наносить на нее стразу несколько цветов, а потом пальцами как бы вгонять одну краску в другую. При таком приеме не знаешь, что получится, и действуешь интуитивно. Но когда работа была готова, Геннадий посмотрел и подумал: это тарханский пейзаж.
— Получилось нежно, — объясняет он мне.
Вот оно, это слово!
А Геннадий еще добавил:
— Масло — это грубо. Даже если бы Левитан написал, был бы шедевр, но не тарханский пейзаж.

Храм-цветок
— А какой тут ландшафт! Какой ландшафт! — восхищается Геннадий. — Вон на той самой высокой в округе точке хорошо бы поставить храм.
   Он карандашом набрасывает высокую узкую пирамиду. Ее стеклянные стены должны раскрываться, как лепестки цветка, чтобы люди молились прямо под небом. «Неба в Тарханах много» — выражение Геннадия Валентиновича.
Он еще сказал как-то:
— Мы ходим тут по горизонту.
   И эту фразу люди помнят. Я прочла ее в предисловии к альбому репродукций работ Салькова, изданному в 2002 году.
   Но мне он тоже рассказывал про небо:
— Когда мы с Тамарой приехали работать в Тарханы, нас поселили прямо на территории усадьбы. Я выходил вечером из дома и смотрел в небо — огромное, звездное или темное, бархатное. Мысленно убирал деревья (в прошлом их в усадьбе не было) и представлял: стоит мальчик Лермонтов и видит Вселенную. Прекрасную. Может быть, воображает, как выглядит Земля оттуда. Как она спит в голубом сиянии. Наверное, иногда ему было страшно от этой огромности — и тогда вылезал Демон...

В мастерской
— А в Бога вы верите?
— Вот так чтобы верить-верить… Не знаю, — отвечает он.
   Но, говорит, в церкви бывать любит. И уверен, что все в природе кем-то создано. Уж очень все подобрано, гармонично. А щедрость какая! Каждая букашечка, каждый малюсенький цветочек украшены и сформированы так, что дух захватывает. Библию считает великой книгой и правдой, потому что так не придумает никто, даже миллион гениев.
— Я видела вашу «Божью Матерь». Она кудрявая, такая живая...
— Но она же и была живая…
   Мне захотелось посмотреть другие работы на библейские темы, и мы пошли в его мастерскую. Отворилась дверь — и я увидела огромную картину во всю стену. Христос и двенадцать апостолов. За их спинами — иерусалимские кипарисы, напоминающие эскиз его стеклянного храма, а небо над ними — тарханское...

Вместо поздравления с юбилеем
— Геннадий Валентинович, а сейчас что у вас на душе, на мольберте?
— «Божественная комедия» Данте. Хочется написать все в одной картине.
— О… На это вам понадобится лет сто.
— Значит, буду столько жить.

Наподобие биографии
   Геннадий Сальков родился 1 июля 1942 года в Сталинграде. Рос и учился в Орле. Там начал рисовать и понял, что это его призвание. В 1958 году поступил в Пензенское художественное училище. После окончания работал учителем в школе, художником-оформителем на заводе. Пенза подарила ему большую любовь на всю жизнь. Он встретил прекрасную женщину — Тамару Мельникову. У них родились дети — дочь и сын.
   В поисках жилья они попали в Лермонтовский музей «Тарханы». Это было в 1968 году.
Тамара работала научным сотрудником, Геннадий — художником. Со временем Тамара стала директором Государственного музея-заповедника «Тарханы», а Геннадий — почетным академиком Российской академии художеств.
   Нынешние «Тарханы» многим обязаны трудам этих людей. А Тамара и Геннадий обязаны «Тарханам» своей судьбой, которую и он, и она не считают легкой, но считают счастливой.

Смотрите также: «Интересная персона»: художник Геннадий Сальков